Дмитрий Быков.
"Как изменились мужчины"

Как изменились мужчины, мне, пожалуй, виднее, поскольку я это могу отслеживать на собственном примере. Наверное, я не самый типичный случай, но у меня здоровая психика, что редкость по нынешним временам. А она, как известно, самый чуткий барометр.

Главная и самая печальная перемена – исчезновение нормы. Мужчина связан с этим понятием теснее женщины, да простят меня сторонники равенства полов. В конце концов, именно мужчина устанавливает норму, так было в древности, так остается и до сих пор в архаических сообществах вроде кавказских. Женщина может позволить себе любые отклонения: она вьется вокруг нормы, как танцовщица вокруг шеста, в женском характере как раз и прелестна некоторая непоследовательность. «Легкомысленная» – для нее чуть ли не высший комплимент, а попробуйте, например, сказать «легкомысленный», как Ленин о Луначарском, – трудно придумать более уничижительный эпитет. Мужчина должен отвечать за свои слова, а женщина, пожалуй, потеряет половину очарования, если будет слишком много об этом думать. В русской сказке, впрочем, все уже сказано: есть лиса, есть волк, оба друг друга стоят, но у лисы главное оружие – хитрость. Волку, понятное дело, хитрость не положена, это признак слабости.

И вот нынешний мужчина, увы, с понятием нормы не в ладу – он его отмел как тоталитарное. Совершенно исчез кодекс чести, то есть такие правила поведения, которые признаются именно мужскими, обязательными к исполнению. Какую бы мерзость вы ни сделали, в Сети обязательно найдется пара фриков, которые ее поддержат; какую бы глупость вы ни ляпнули, всегда будут люди, разделяющие эту точку зрения; в конце концов, нет подлости, которая не получила бы оправдания. С одной стороны, это прелестно, поскольку в такой ситуации никого уже не затравишь; с другой – вы будете тщетно апеллировать к современникам, настаивая на очевидном. «Этот текст – графомания!» - доказываете вы, когда сталкиваетесь с очевидным идиотизмом. А вот и нет, графомания – то, что делаете вы, а именно этот текст – новое слово, он отлично вписывается в очередной «-изм».

читать дальшеДоходит до дискуссий по столь очевидным вопросам, что голова идет кругом. Пример: некий художник, не умеющий рисовать, но считающийся таковым по новой классификации (он что-то там такое инсталлировал или концептуализировал, неважно, и у него, конечно, есть куратор), «снял» в клубе очень-очень пьяную девушку, предложил ей заняться экстремальным сексом, привез на квартиру друга и начал там избивать. Это у него были такие представления об экстремальном сексе. А друг услышал, как девушка визжит, и немедленно побежал в полицию.

Вот вся Сеть в результате этого события обсуждает: имеет ли право художник избивать девушку, хотя бы и в порядке экстремального секса. Правильно ли поступает друг, который зовет полицию, вместо того чтобы вмешаться лично?

Все эти вопросы очень любопытны при абстрактном рассмотрении, однако мужской кодекс, складывавшийся веками, все же позволяет ответить однозначно: 1) избивать девушку, хотя бы и пьяную, хотя бы и в порядке инсталляции, нельзя; 2) если у тебя есть возможность вмешаться – вмешайся, а не зови на помощь государство; 3) если ты не чувствуешь возможности вмешаться лично, прекрати это безобразие любым другим способом. Но на такие однозначные выводы современный мужчина просто не способен, и это освобождает его от множества обязанностей, из которых, собственно, состояла его социальная роль всего-навсего сто лет назад.

Сейчас мужчина не должен держать слово, принимать опасное для себя и удобное для других решение, заниматься благодеяниями тайно. Сейчас он может привлекать всеобщее внимание к своим добрым делам, к своей интимной жизни, к своим симпатиям и антипатиям – ему, в общем, абсолютно все позволено, и пресловутые борцы за равенство сделали для этого больше многих.

Проявление слабости со стороны мужчины стало восприниматься как норма, а культ силы заменился культом грубости. В результате современный мачо – это слабый, но чрезвычайно наглый хам, прибегающий в случае необходимости к любым недозволенным приемам. Мужской кодекс всегда был немного самурайским, но сегодняшние самураи, как с горечью заметил японский писатель Мисима, все больше думают не о самурайском кодексе, а о модной обуви. Культ потребления снял с мужчины одну из его главных обязанностей – создавать новое: сегодня главный не тот, кто придумал, а тот, кто больше и своевременнее других потребил. В общем, образцовый герой нашего времени – вампир: он ничего не производит, все время кого-нибудь потребляет и при этом прекрасно выглядит. Внутри у такого мужчины совершенная пустота.
О деградации мужского населения кто только ни говорил, и все ссылались на неведомых титанов прошлого, которые, мол, и слово держали, и прекрасных женщин чтили. Принципиальная новизна нашего времени в одном: еще нигде и никогда эта деградация не объявлялась прогрессом. До такого додумались только мы.

Утешает лишь то, что любая эпоха когда-то кончается – и наступает другая, с более серьезными требованиями. Хотим мы стать мужчинами или нет, а все равно придется. Пол ведь не выбирают.

ТОЛЬКО ЛЕНИВЫЙ

Что до главной мужской черты, она неизменна. Это – лень. Одухотворенная, плодотворная лень, благодаря которой существуют механизация, культурная революция, философия и разнообразный секс. Именно разнообразие секса – главная приманка, благодаря которой мужчина размножается, иначе ему было бы лень проделывать все это уже после первого раза. Лень – это не отказ от работы, а лишь презрение к рутинному труду. Мужчине нужен великий стимул. Завоевание мира, или победа над девушкой (если она сможет показаться недоступной), или создание моторчика, который бы упразднил необходимость вскапывать огород. Без вечной или хотя бы вневременной цели мужчина не пошевелится. Вся философия родилась из оправдания лени, попыток ответить на вопрос, почему не работать лучше, чем работать. Вся наука – попытка так объяснить мир, чтобы поля возделывались сами, а звери отбрасывали курдюк и уходили отращивать новый. Но иногда скука сильнее лени, ведь мужчина очень остро чувствует момент, когда блаженное dolce far niente (итал. «сладкое ничегонеделание») превращается в скучное гниение под одеялом. Тогда он быстро встает, быстро все делает, спасает мир и, довольный собой, ложится опять.